Андре Пьеррар

Наш друг Василий

Очерк А. Пьеррара* «Наш друг Василий», опубликованный в журнале «Франция — СССР»

Декабрь 1959 г.**

Всякий раз со времени тревожных дней лета 1944 г., как только встречались и беседовали между собой те немногие жители департамента Па-де-Кале, которые лично знало Василия, они обязательно вспоминали о нем. Но очень мало было сделано, чтобы рассказать об этом мужественном человеке его родным и всему советскому народу.

Имя «Василий Порик» высечено на граните памятника — памятника расстрелянным в крепости Арраса.

И это почти все.

От Украины до Бомона-ан-Артуа

Как, какими судьбами лейтенант Василий Порик попал в лагерь Бомон-ан-Артуа?

Фашисты привезли в лагерь около 800 советских граждан. Это были военнопленные и гражданские лица. Их заставляли работать в соседних шахтах. Я не рассказываю о нечеловеческих условиях, в которых содержались узники, — это общеизвестно.

В конце 1942 г. советскими патриотами в Бомоне был создан подпольный комитет лагеря. Василий Порик руководил в нем военным сектором. Одной из многих задач комитета была организация побегов на волю. Бежавшим поручалось создавать партизанские отряды и сражаться в союзе с французским Сопротивлением.

Вначале бежавшие из Бомонского лагеря вынуждены были почти вслепую искать и налаживать связи с местными патриотами. Но это продолжалось не более нескольких недель. Рабочее население принимало русских, как братьев, и как бы «случайно» подталкивало их к сложной сети связей, созданных подпольными организациями. В Билли-Монтини пожилая женщина, которую мы не посвящали в нашу тайну, прятала почти постоянно трех или четырех бежавших в каком-то сарае, таком крошечном и разрушенном, что врагам и в голову не приходило его обыскивать. Она приводила «своих русских» по одному к тому или другому из наших товарищей. «Вот тебе, — говорила она просто, — еще один человек, желающий работать». Это слово «работать» произносилось с особой интонацией. И русский обнимал старушку.

Первое время мы включали этих борцов во французские отряды, но к концу 1943 г. побеги участились, и был создан специальный — русский отряд.

Василий бежал в начале 1944 г.

В мае в Дрокуре, где Василий распространял патриотическую литературу, дом, в котором он находился с двумя своими товарищами, внезапно окружили 400 карателей. То было предательство, которое мы так и не смогли никогда раскрыть. Советские партизаны, почти безоружные, отчаянно защищались на первом, на втором этажах, а затем на чердаке. Василий, один оставшийся в живых, сломал приклад своего ручного пулемета после того, как выпустил из него последнюю пулю. Лежа под самой крышей с пулей в бедре, он забрасывал карателей бутылками. Его долго не могло схватить. Гитлеровские солдаты получили приказ взять Порика живым. Дорого обошелся им этот приказ. Когда фашисты покидали дом, захватив пленника, они недосчитались 11 человек.

Пытки начались почти сразу же в гестапо Арраса. Но они кончались лишь тем, что пленник часто терял сознание. Наконец, уставшие истязатели сказали Василию, когда он на минуту пришел в себя: «Сначала пусть твоя подлечат, а потом мы за тебя возьмемся снова!..»

У Василия началась сильная горячка. Его перевезли в больницу Сен-Катрин, но еще до того, как ему успели оказать первую помощь, он неожиданно для всех поднялся, оттолкнул часового, стоявшего в ногах койки, бросился к окну и принялся выламывать решетки. Он обладал недюжинной силой. Нескольким гитлеровским солдатам с трудом удалось оторвать его от решетки. Слезы ярости катились по его лицу.

Гестапо, извещенное об этом, изменило свои планы. Василия в наручниках перевели в камеру для приговоренных к смерти.

Лежа на нарах с закованными руками, дрожа в лихорадке, со жгучей болью в правой тоге — там еще оставалась пуля, Порик казался сломленным. Дверь камеры была открыта. Часовой, вооруженный автоматом и ножом, ходил взад и вперед по коридору, изредка бросая взгляд на окровавленного человека. Спускалась ночь.

Это была необычная ночь для советского лейтенанта Порика — ночь в тюрьме Сен-Никез в немецком квартале. Об этой ночи мы просили Василия рассказывать нам десятки раз. И он рассказывал, чаше урывками.

Но об одном Василий особенно любил поговорить: о наручниках, знаменитых наручниках с замками из дюралюминия, которые он принес с собой и которыми он потрясал перед нами, как игрушкой. Он научил нас открывать такие наручники без ключа, с помощью спички, и мы открывали их, счастливые, как дети, и клялись друг другу всегда носить в карманах несколько спичек, так как ежечасно рисковали оказаться схваченными.

Профессиональные тюремщики Арраса — караульная служба, охранявшая французский квартал и бывшая свидетелем необычайного переполоха гитлеровцев в то майское утро, заявили во всеуслышание, что подобный побег совершенно невероятен.

Василий готовит побег

Василий в полусознательном состоянии стонет в камере приговоренных к смерти. Когда сознание возвращается, одна мысль заполняет все его существо: «Бежать! Продолжать борьбу!» Он видит, как часовой ходит перед дверью, как постепенно удлиняются промежутки времени, через которые тот появляется у его камеры. Он слышит, как удаляются шаги часового, как где-то в глубине коридора весело разговаривают по-немецки, как звенят стаканы. Потом шаги часового приближаются. Василий измеряет время по горячему биению сердца.

Фашист спокоен, как может быть спокоен вооруженный солдат в своей крепости, охраняющий только одного безоружного, раненого и закованного в кандалы человека. Быть может, он думает a причинах войны, этот уже немолодой солдат? Но то уже другой вопрос...

Василий видит в стене головку штыря. Когда часовой удаляется, Василий привстает на нарах. Все кружится, холодный пот попадает в глаза, туманит взгляд. Но штырь — это цель, она сильнее обморока. Василию удается дотянуться до него, он чуть выше его лба, освеженного холодом каменной стены. Конечно же, это штырь — большой, длинный гвоздь, очень крепко и глубоко сидящий между двумя каменными плитами. Василий цепляется ногтями за его шляпку, наручники звенят, лишают сил. Василий падает без чувств.

Он бредит. А когда приходит в себя, видит: штырь все там же, в стене. И в сознании — тоже. В стене — как вызов. В сознании — как оружие.

Этот штырь ему нужен, необходим. Размеренные шаги часового выстукивают эту мысль.

Но прежде надо освободиться от наручников.

Василий уже слышал о приеме со спичкой или с чем-нибудь похожим на спичку.

Защелка замка, когда надевают наручники, скользит и, попадая на зацепку, останавливается в зависимости от толщины запястья. Она не может идти в обратном направлении. Чтобы пригнуть зацепку, нужен ключ, а ключ у часового. Тот только что с издевкой потряс им перед глазами Василия, как бы говоря: «Да, ты уже не жилец!»

Но если ты человек терпеливый, то можешь с помощью небольшого и гибкого кусочка дерева, похожего на спичку, заставить зацепку пригнуться.

На Василии гимнастерка с карманами. Если память не изменяет, в одном из них должно быть несколько спичек.

Человек ранен, его бьет лихорадка. Даже если ему удастся освободиться от оков, что он может сделать? Часовой ходит по коридору. Тюрьма полна вооруженных врагов. Можно заведомо сказать, что бежать из тюрьмы Арраса значит наверняка обагрить своей кровью рвы крепости. И только. Что смог бы сделать этот обессиленный человек, если бы ему удался трюк со спичкой? Умереть без оков. Выходит, все это напряжение, весь этот пот, вся эта боль в растерзанном теле — ради романтики? Ты слишком слаб, человек. Ты захотел больше, чем можешь...

Задавал ли Василий себе такие вопросы? Вероятно, да. Ведь он никогда пе предпринимал необдуманных действий. Я знал, что он, находясь на воле, в партизанах, заботился о том, чтобы не подвергать своих людей лишней опасности, напрасному труду.

Но могучая воля сильнее стен крепости гестапо. Она не только поддерживала его мужество. Она заставляла работать его мозг. Василий знал, что делает. Бороться в любых условиях — таков девиз Василия Порика.

Снова свободен

Василий не знает, который час, но, неотступно думая о мельчайших подробностях всей операции, он спешит, старается изо всех сил. Потому что побег должен произойти ночью. Потому что сегодняшний часовой не кажется ему особенно сильным. Больше того: почти каждый раз, удаляясь в конец коридора, он, видимо, пьет спиртное — слух Василия улавливает звон стаканов.

Вот Василий находит спички, три или четыре, сует все, кроме одной в носок замка. Все делает на ощупь. Негнущимися пальцами, напряжением всех сил Василию удается открыть один наручник.

Едва часовой удаляется, Василий привстает на колено и принимается за штырь. Ногти ломаются, пальцы кровоточат. А когда часовой возвращается, Василий уже спокойно лежит на нарах.

При каждом движении хочется кричать от боли, но слышен только четкий шаг часового да скрежет штыря, который поддается, шатается. Скрежет металла о камень веселит сердце Василия. Работа долгая, изнурительная...

Фашист просовывает голову в дверь камеры. «Русский Иван» тут. Лежит с широко открытыми, безумными глазами, тяжело дышит.

Но часовой не видит, что в стене уже нет огромного штыря. Он не замечает радости Василия, радости, которую тот испытывает от холодного прикосновения штыря к подошве левой ноги.

А Василий снова закрывает замок наручника на свободном запястье. Какая воля, какая неслыханная решимость! Какая непоколебимая твердость в выполнении детально продуманного плана! Но нужно было внушить доверие часовому.

В течение получаса Василий зовет часового, просит пить. Наконец, солдат приносит кружку воды. Василий, поблагодарив, пьет до дна. Он сидит на нарах, старательно показывая часовому свои прочные оковы....

Затем новые усилия, чтобы открыть тот же самый замок. Василию это удается еще раз. Он выжидает время, равное пяти переходам часового. Потом он снова жалобно зовет его. Тот делает вид, что не слышит.

Когда он, наконец, подходит, Василий, прислонившись к стене, показывает глазами рану на левой руке, а под одеялом в правой руке сжимает заостренный штырь...

Удар пришелся по виску.

Левой рукой Василий закрывает фашисту рот, заглушает его предсмертный хрип.

У Василия хватает воли после стольких невероятных усилий отыскать у мертвого ключ от наручников, положить его в карман. И тут он снова теряет сознание. Всего лишь короткое забытье. Но оно так волнует, пугает Василия! И он спешит уйти, забывая об оружии часового. Его бегство по коридорам и лестницам Сен-Никеза — это ряд счастливых случайностей, он с этим согласен. Видимо, в таких вот обстоятельствах человек уподобляется кошке. Но чтобы суметь преодолеть тройной ряд стен, Василии повторяет свои попытки не один раз.

Под утро, где-то около четырех часов, он падает во внешний ров.

Снова свободен!

В нескольких сотнях метров от тюрьмы на первой ферме в калитку которой он постучал, напуганная крестьянка захлопнула дверь перед этим страшным привидением. Василий — в лохмотьях, грязный, залитый кровью.

В следующем доме мужчина, вставший подоить коров, сразу понял, в чем дело. Он напоил Василия молоком, дал воды умыться, дал брюки и полотняную блузу. И указал верное направление: Энэн-Льетар.

А в это время тюремные прожекторы уже освещают небо, и вой сирен извещает о погоне за беглецом...

К полудню Василий Порик открывает дверь своей подпольной штабной квартиры.

Василий пользовался таким всеобщим уважением, что, даже зная об его аресте и понимая, что вряд ли ему удастся вырваться из цепких когтей гестапо, вдова шахтера ничего не изменила в его комнате.

22 июля 1944 г. в полдень Василий, ничего не подозревая, ехал на велосипеде по тропинке между пунктами Льевен и Гриней в центре шахтерского района Па-де-Кале. Здесь он и наскочил на засаду гестапо.

За несколько дней до этого, 17 июля, мы пригласили его на обед в один дом‚ где иногда по вечерам собирались многие руководители Сопротивления. Он принес нам подарок — несколько свежих роз. А мы спели ему советскую песню, которую знали тогда все: марш из кинофильма «Веселые ребята»...

Розы увядали в опечаленном доме, когда его расстреливали в Аррасе вечером в день ареста. Я мысленно до сих пор вижу, как умирал Василий: даже в последние минуты своей жизни он не мог не броситься на своих убийц.

«Память сердца». Сборник. М., 1965, стр. 86-92.

__________

* Андре Пьеррар — французский публицист, участник Сопротивления, один из основателей Комитета освобождения департамента Па-де-Кале.

** Дата опубликования.