Василий Данилович Адоньев
© 2017 Т&В Медиа (оформление, комментарии В. А. Кочеткова)
Партизаны из лагеря Бомон
В кн: Против общего врага. — М.: Наука, 1972. — C. 224-234
В. Д. Адоньев1
«Группа советских патриотов»
В мае 1942 года я попал в фашистский плен. Случилось это под Керчью, когда после отчаянного сопротивления наши десантники, прижатые к морю превосходящими силами гитлеровцев, вынуждены были отступить. До последнего патрона бились наши бойцы, но силы были неравными. Люди падали убитыми или ранеными.
В тихом украинском городе Умани был лагерь для тысяч советских военнопленных. Раны, голод, болезни косили людей. Тех, кто поздоровее, гитлеровцы отправляли на каторжные работы в Германию и другие оккупированные ею страны. Пришла и моя очередь. Как скот, погрузили нас в товарные вагоны, запломбировали двери. Эшелон двинулся на запад.
— Надо бежать, — говорили мы друг другу.— Или сейчас, или никогда. В Германии если и убежишь, то все равно поймают. В июне 1942 года на длинном перегоне под городом Проскуров нам удалось сорвать с вагонного окна решетку. Через нее по одному, рискуя попасть под колеса, выпрыгнуло несколько человек, в том числе и я. Мы скатились по крутой насыпи в колючий кустарник. Свобода!
Несколько недель мы пробирались на восток, обходя большие села и ночуя в копнах сена и зарослях кустарника. В одном из сел Винницкой области мы попали в облаву. Окружив село, гитлеровцы стали сгонять жителей для отправки на работу в Германию. Я и мои товарищи по несчастью Борис Шапин, Алексей Крылов, Илья Болотов, Александр Черкасов и другие снова оказались на положении пленных.
Нас везли к границам Германии. В городе Хеймниц была проведена так называемая сортировка, после чего большая группа советских граждан и военнопленных, в число которых попали я и другие товарищи, была отправлена во Францию в небольшой городок Бомон департамента Па-де-Кале для работы на угольных шахтах.
На всем пути следования нас с большой теплотой встречали бельгийцы и французы. Они бросали в окна вагонов хлеб, сигареты, одежду, приводя в неистовую ярость конвоиров, которые ничего не могли поделать с ними. Когда нас привезли в лагерь Бомон, французы приходили к лагерю, обнесенному колючей проволокой, и старались хоть чем-нибудь помочь советским людям, оказать им поддержку.
Через несколько дней нас погнали в шахту. В забое каждого из нас закрепили за французским шахтером и строго приказали выполнять запланированную на день норму выработки. Сначала мы с недоверием отнеслись к своим напарникам, но, увидев, что они настроены дружелюбно и сами не прочь саботировать немецкие приказы, стали потихоньку сдерживать темпы работы. Порядки в лагере были строгие: тех, кто не выполнял нормы‚ после работы на два часа ставили на колени на морские ракушки и заставляли держать в поднятых вверх руках шлаковые «кирпичи». Кормили нас баландой из брюквы и моркови. А если человек заболевал, то его отправляли в «санчасть» и держали там под замком впроголодь до тех пор, пока заболевший не заявлял, что он выздоровел.
Через некоторое время мы уже присмотрелись друг к другу и стали думать, что нам предпринять, как бороться с ненавистными фашистскими угнетателями. Но вести борьбу в лагере за колючей проволокой, где следили за каждым твоим шагом, было очень тяжело. Несмотря на трудности, в лагере вскоре сложилась группа активных и надежных товарищей, давно знавших друг друга. Это были Борис Шапин, Алексей Крылов, Александр Черкасов, Михаил Бойко, Марк Слободинский, Федор Тындик, Иван Федорук, я и другие.
В начале 1943 года в лагере была создана подпольная антифашистская организация «Группа советских патриотов». Первыми активными участниками этой группы были в основном указанные товарищи. Несколько позднее в группу вошли Константин Орлов, Василий Колесник, Петр Григоренко, Василий Порик, Сергей Рудник, Степан Кондратюк и многие другие.
Главными заботами нашей группы, ставшей подпольным лагерным комитетом, были развитие антигитлеровской борьбы в лагере и организация побегов советских узников к французским партизанам. С этой целью группа решила проводить следующую работу: выявлять и подбирать надежных людей из числа военнопленных и вовлекать их в борьбу, проводить саботаж и диверсии на шахтах, устанавливать связь с работающими в подполье французскими товарищами.
Контакт с руководителями местных французских организаций Сопротивления нами был установлен еще раньше, в конце 1942 года. Помогли в этом рабочие шахты № 6-бис Август, Артур (фамилии их не помню) и другие. Мы установили связь с Пьером и Сержем (подпольные клички Андре Пьеррара и Жермена Лозза), возглавлявших подпольные организации и французских партизан в департаментах Нор и Па-де-Кале.
Пьер и Серж оказывали нам большую помощь в работе. Они помогли нам в начале 1943 года установить связь с подпольщиками Лилля. Активный участник подпольной организации в Лилле русский эмигрант Алексей Мигачев с помощью французских патриотов печатал для нас антифашистские листовки на русском языке. Я по поручению лагерного комитета неоднократно ездил к Мигачеву в Лилль за листовками. Основным содержанием листовок были призывы к советским гражданам развертывать активную борьбу против гитлеровцев в лагерях, совершать побеги из лагерей и вступать в ряды французских партизан.
Подпольный комитет всячески стремился шире вовлекать узников лагеря к участию в саботаже и диверсиях на шахтах. С этой целью была поставлена задача, чтобы каждый советский человек ежедневно срывал работу на 20-30 минут, засорял пылью электромоторы, выводил из строя транспортеры и т. п.
Члены лагерного комитета сами первыми начали участвовать в саботаже. Одну из первых диверсий на шахте совершили два члена подпольного лагерного комитета. Они разрубили топорами резиновые шланги, вывели из строя отбойные молотки. В результате шахта не работала полдня.
В бригаде, куда входили Черкасов, я, Шапин и другие, мы договорились, что каждый из нас по одному разу в день должен разъединить свой транспортер, соединить который было очень трудно, так как требовалось по два-три часа для его восстановления. Кроме того, мы засыпали угольную пыль в электромотор транспортера и выводили его из строя.
В лагере нас очень плохо кормили. Мы знали, что нелегким было положение с продовольствием у французских рабочих и их семей. Мы решили устроить забастовку, но так, чтобы гитлеровцы не смогли обнаружить ее организаторов. В начале марта 19442 года, когда нас, как обычно, спустили в шахту первыми, мы перевернули вагонетки прямо у спуска поперек прохода и таким путем создали из них прочный барьер. Все наши ребята, спустившись в шахту, сгрудились у перевернутых вагонеток. Потом в шахту стали спускаться французские рабочие. Они также сгруппировались у этого барьера и не проявляли желания приступать к работе. В толпе поднялся шум. На окрики мастеров, требовавших идти в забой, никто не обращал внимания.
Вскоре в шахту спустилось какое-то фашистское начальство. В этой обстановке гитлеровцы на нас, советских рабочих, не обращали внимания, с нами у них разговор короткий — угроза и расправа. Но фашисты вынуждены были уговаривать французских рабочих, чтобы они немедленно приступили к работе. Гитлеровцы обещали французам улучшить их положение «после победы над Советской Россией». В ответ последовали крики, свист. В это время стоявшие у стены рабочие внезапно расступились, и все увидели на стене кем-то быстро нарисованную мелом карикатуру: оратора в шляпе с большим животом. Под рисунком была надпись: «Убирайтесь вон! Не то забросаем камнями!» Фашистское начальство быстро поднялось наверх.
Смена не работала до 2 часов дня. Когда всех из шахты стали поднимать на-гора‚ нас, советских граждан‚ обыскали и поскорее убрали за колючую проволоку лагеря. Французских рабочих гитлеровцы выстроили вдоль стены шахты. Как нам сообщили потом французские шахтеры, гестаповцы долго держали их у шахты и каждого спрашивали, кто организовал забастовку.
Задержка французских рабочих до ночи вызвала тревогу у их семей. К шахте пришли возбужденные жены и дети шахтеров, поднялись крики, плач. Шахтеры перемешались со своими семьями и, не обращая внимания на растерявшуюся фашистскую администрацию лагеря, стали расходиться по домам.
В связи с этой забастовкой никаких прямых улик против кого-либо из нас или французских рабочих гитлеровцы не обнаружили. Но многие из нас попали под подозрение и оказались под угрозой ареста. К счастью, нам, как правило, удавалось заранее узнавать от наших людей либо от французских рабочих о том, над кем нависала опасность, и помочь этим товарищам бежать из лагеря к французским партизанам.
Число побегов из лагеря особенно возросло с начала 1943 года. В первой половине года из лагеря бежало до 100 человек, из них примерно третья часть была схвачена фашистами. Во второй половине 1943 года из лагеря бежали Иван Федорук, Михаил Бойко, Никитенко и другие, являвшиеся активными членами подпольного лагерного комитета. Все они вступили в отряд французских партизан, командиром которого был Шарль Дюкенуа (по кличке Фрэдэ). Все случаи бегства, как правило, согласовывались с французскими товарищами и совершались при их помощи. Согласно имевшейся договоренности с французскими подпольщиками, все бежавшие из лагеря советские узники направлялись к кладбищенскому сторожу Пьеру и его жене, а там их распределяли по партизанским группам и направляли в определенные пункты или квартиры французских патриотов‚ где беглецы должны были скрываться.
Следует отметить, что бежавшие из лагеря активные участники антифашистской борьбы не порывали связь с лагерным подпольем. Так, текст известного теперь воззвания «Группы советских патриотов» из лагеря Бомон к военнопленным Красной Армии и ко всем гражданам Советского Союза, угнанным с родной земли гитлеровскими разбойниками, был подготовлен бывшими членами «Группы советских патриотов», бежавшими из лагеря. К 6 августа 1943 года он был обсужден и подписан руководителями «Группы советских патриотов» лагеря. В числе подписавшихся были М. Слободинский, А. Черкасов, М. Бойко, Б. Шапин, А. Крылов, В. Адоньев и другие.
Не без волнения мы читали и подписывали это воззвание. «Военнопленные и все честные граждане СССР, работающие на фашистской каторге во Франции‚— говорилось в воззвании, — все, кто любит свою мать-Родину, должны немедленно включиться в активную борьбу против фашизма, чтобы ускорить гибель фашистской Германии...»
При помощи руководителей движения Сопротивления департамента Па-де-Кале и Нор воззвание было размножено и распространено среди советских граждан и во всех лагерях на территории этих департаментов. Широкое распространение воззвания и других листовок ФКП способствовало развертыванию подпольной борьбы в лагерях и росту числа побегов советских людей в партизанские отряды.
Несмотря на репрессии администрации, антифашистская борьба в лагере активизировалась, о чем свидетельствовали возраставшее число побегов, не прекращавшиеся диверсии и саботаж на шахтах, железнодорожные катастрофы в районе Арраса. Борьба подпольщиков в лагере Бомон в известной мере облегчалась тем, что во главе внутрилагерной полиции с начала 1943 до января 1944 года находился Василий Порик. Это был крепко сложенный, рыжеватый молодой человек. Своей активностью он выделялся среди пленных еще в пути следования. Лагерная администрация, видимо, хотела использовать энергию Порика для своих целей, назначив его в начале 1943 года старшиной лагерной полиции («лагерь капо»).
Назначение Порика старшим полицаем вызвало у всех нас к нему резко отрицательную реакцию. Однако, занимая эту должность, Порик вел себя не как фашистский прислужник. По некоторым нашим наблюдениям было видно, что он знает о существовании в лагере подпольной антифашистской группы, но не находит пути к установлению с ней контакта. Примерно в сентябре 1943 года подпольным комитет предпринял попытку привлечь его к антифашисткой работе.
При первой же тайной встрече с членом лагерного комитета Порик с присущей ему энергией и активностью включился в подпольную работу против гитлеровцев. Он выступил организатором строго законспирированной боевой группы в лагере, куда входило более 10 человек. Эта группа под его руководством с сентября 1943 года по январь 1944 года ночами тайно выходила из лагеря и совершала диверсии на железной дороге.
В начале 1944 года лагерной администрации и агентам гестапо стало известно кое-что о нашей антифашистской деятельности. Вечером в начале января 1944 года3 связанный с подпольным комитетом санитар Иван (фамилии его не знаю) предупредил меня, что сегодня ночью гитлеровцы намерены меня арестовать. Он спрятал меня в своей кладовой, а ночью зашел ко мне и помог выбраться из лагеря.
Задание лагерного комитета
В связи с тем, что я должен был бежать из лагеря, подпольный комитет поручил мне заняться размещением в близлежащих городах советских людей, бежавших из лагеря, и поддерживать связь с руководителями местной французской организации Сопротивления. Мне удалось быстро установить личные контакты с Пьером и Сержем, и началась нелегальная работа по размещению советских узников, бежавших из лагеря. Надо было подыскивать для них убежище, обеспечивать одеждой, продовольственными карточками, доставать фиктивные документы, поддерживать связь с возникавшими группами и отрядами советских партизан, а также с местными французскими руководителями Сопротивления.
К этому времени нам стало известно, что в Париже создан ЦК советских военнопленных, с которым мы вскоре установили связь. В одном из моих рапортов в ЦКСП приводятся следующие данные о проделанной нами работе с 3 февраля по 3 апреля 1944 Года. «Во всех лагерях, — говорится в рапорте, — проводится военно-политическая работа среди личного состава, направленная на развитие широкого патриотизма и любви к родине в месте с французскими патриотами». В рапорте говорилось также, что в результате нашей разъяснительной работы значительно, снизилась добыча угля на шахтах. В лагерях, расположенных близ населенных пунктов Бомон, Лянс, Ребекур и Валансьенн, производство снизилось до 35%. «По всем этим лагерям, — говорилось далее в рапорте, — за февраль наказано 520 человек. Этим людям не дают кушать, таскают по комендатурам, усилили охрану из бельгийцев. Но все это мало оказывает воздействие на лагерную массу. Созданы лагерные партизанские отряды: в Бомоне — 3, куда вошли 18 человек, Лянсе — 1 группа из 6 человек, Либеркуре — 2 группы (12 человек). Создание таких групп полностью себя оправдало. Например, группы из лагеря Бомон за февраль сделали 4 ночных выхода на центральную железную дорогу Лянс-Дуэ. Они успешно совершали там диверсии, в результате чего после каждого выхода движение на этой дороге было остановлено на 3-4 дня, спущены под откос 3 товарных эшелона и 1 паровоз»4.
Борьба советских людей в лагерях и в партизанских отрядах особенно усилилась к лету 1944 года‚ когда фашистское командование в связи с огромными потерями, нанесенными вермахту Красной Армией в ходе летне-осенней кампании 1943 года и зимней кампании 1944 года, было вынуждено перебросить на советско-германский фронт значительную часть своих войск из стран Западной Европы, в том числе и из Франции.
В середине марта 1944 года из лагеря бежал Василий Порик. Вместе с ним бежала группа его товарищей: Тындик, Доценко, Кондратюк и другие, большинство которых входили до этого в руководимую Пориком лагерную боевую группу. Они прихватили с собой имевшееся у них оружие.
Сразу же после бегства Василия Порика мы встретились с ним. Я помог ему установить связь с Пьером и Сержем. Он быстро включился в партизанскую борьбу. Мы обсудили с Пориком ряд вопросов и наметили некоторые ближайшие планы, которые надо было еще согласовать с французскими руководителями ФТП. Но 9 апреля5 я был арестован гестаповцами. Случилось это так. В этот день я передал группе М. Бойко приказ от руководителей французских партизан о нападении на депо в Бильи-Монтиньи. Но для этого нужно было добыть оружие. С этой целью я вместе со связной Тосей Хаблюк отправился к Порику, обещавшему дать нам один автомат. На явочную квартиру, где жил Порик, я отправил Тосю одну, а сам зашел в домик одного нашего друга-француза‚ который скрывал у себя двух только что бежавших из лагеря военнопленных. Я зашел, чтобы узнать у ребят (имя и фамилию одного из них я запомнил: Иван Белоусов6), в чем они нуждаются. Не успели мы сказать друг другу двух слов, как неожиданно вбежал встревоженный хозяин.
— Полиция!
У меня был фиктивный французский паспорт, а у моих товарищей не было ни документов, ни оружия. Что делать? Сопротивление было бессмысленным. Всех нас, троих, а также хозяина и хозяйку жандармы отвели в жандармерию. Когда начальник жандармерии города Энен-Льетара стал рассматривать отобранный у меня паспорт, он пришел в ярость, увидев в нем поддельную свою подпись и печать. Он набросился на меня с кулаками, добиваясь, чтобы я сказал, откуда у меня документ. Я, конечно, молчал.
— Ничего, заговоришь! — пообещал начальник.
Меня посадили в темное и мокрое полуподвальное помещение. На очередном допросе присутствовал русский переводчик из лагеря Бомон, агент гестапо, белоэмигрант Климов. Увидев меня, он сказал начальнику по-французски (он не знал, что я понимаю этот язык), что я перетаскал из лагеря всех людей, что я отпетый бандит и заслуживаю самой суровой кары.
Начальник жандармерии и его подручные не жалели сил. Я был весь в крови. Лишь смутно помню, как начальник позвонил кому-то, и спустя некоторое время в кабинете появился немецкий офицер в гестаповской форме. Поглядев на меня, он сказал по-французски начальнику:
— Сейчас он у меня заговорит‚— и гестаповец вытащил из кобуры пистолет.
Я попал в руки гестапо. Это не сулило ничего хорошего, но я надеялся на свои силы и был твердо уверен, что выдержу до конца все испытания и не выдам своих товарищей.
Через две недели гестаповцы схватили и Василия Порика. Незадолго до моего ареста мы с ним разработали план налета на наш лагерь в Бомоне. Этот план одобрили руководители французских партизан. В лагере нам должен был помочь Борис Шапин со своими товарищами. Цель налета заключалась в том, чтобы уничтожить лагерные документы, забрать оружие и продукты и увести людей с собой в партизаны. Налет удался блестяще. Василий Порик, М. Бойко, В. Колесник7 и француз Виктор в ночь на 23 апреля 19448 года сняли часовых и беспрепятственно проникли в лагерь. Охрана лагеря, находившаяся в караульном помещении, была разоружена, а пять предателей, пытавшихся скрыться, были застрелены.
Забрав оружие, деньги и продукты, В. Порик, В. Колесник, В. Доценко, повар Я. Косонь и партизан Григорий скрылись. Утром 25 апреля 1944 года гестаповцы окружили дом в городе Дрокуре, в котором находились В. Порик и В. Колесник. В неравном бою Порик и Колесник героически защищались. Колесник последним патроном застрелил себя, а израненный Порик был схвачен гестаповцами и заключен в тюрьму в городе Аррас. Но об этом я узнал гораздо позже, когда меня передали гестапо и привезли в эту тюрьму. Я догадывался, что столь большое внимание ко мне немцев связано с какой-то диверсией, осуществленной нашими подпольщиками. Это придавало мне новые силы.
Утром тюремное «радио» принесло известие, что немцы схватили какого-то раненного русского и заключили в крепость Сен-Никез9. Это был В. Порик. А когда нас повели на прогулку, я увидел в окне четвертого этажа Васю Доценко. У него была разбита голова. Знаками он показывал‚ что они попались и теперь, мол, их расстреляют.
[…]
__________
1 Василий Данилович Адоньев родился в 1918 году в селе Лиман Воронежской области. В 1938 году был призван в Красную Армию. В мае 1942 года в боях под Керчью попал в плен и вывезен гитлеровцами во Францию в рабочий лагерь в Бомон. С начала 1943 года В. Д. Адоньев входил в состав подпольной лагерной организации «Группа советских патриотов». Совершив побег из лагеря‚ он по заданию лагерного комитета поддерживал связь с местной организацией французского Сопротивления и с ее помощью размещал среди населения или направлял в партизанские группы советских граждан, бежавших из фашистских лагерей, а также руководил этими группами. В апреле 1944 года В. Д. Адоньев был схвачен гестаповцами и был заключен в крепость Сен-Никез в Аррасе, откуда бежал 26 мая и продолжал вести борьбу против гитлеровцев до полного освобождения Севера Франции. В настоящее время В. Д. Адоньев пенсионер, живет в селе Лиман Воронежской области.
2 Скорее всего, имеется в виду март 1943 года. Ниже говорится о побеге автора из лагеря в начале января 1944 года. — В. А. Кочетков.
3 На допросе 8 апреля 1944 г. Василий Адоньев сообщил, что он сбежал из лагеря Бомон-ан-Артуа 22 января 1944 г. — В. А. Кочетков.
4 ЦПА ИМЛ, ф. 535, оп. 1, д. 1, лл. 57, 58.
5 Из доклада бригадира-шефа Роже Маркийи и допросов комиссара полиции Робера Бюклона следует, что Адоньева арестовали 8 апреля. — В. А. Кочетков.
6 Хозяином дома был Вольтер Аве (Voltaire Havet), вторым из бывших военнопленных был Владимир Власов. См. доклад бригадира-шефа Роже Маркийи, допросы комиссара полиции Робера Бюклона и рукопись полковника Фернанда Лермитта. — В. А. Кочетков.
7 В момент налета Василь Колесник находился в лагере Бомон-ан-Артуа. См. рапорт комиссара полиции Рувруа от 24 апреля 1944 г. — В. А. Кочетков.
8 Налет был произведен 24 апреля в 1 час ночи. См. Rapport du Capitaine Gauthier и Rapport du Préfet du Pas-de-Calais. — В. А. Кочетков.
9 В Аррасе нет крепости Сен-Никез. Есть цитадель, построенная Вабаном (Себастьен Ле Претр маркиз де Вобан – Sébastien Le Prestre, marquis de Vauban) в 1668 - 1672 годах. — В. А. Кочетков.
Место ареста В. Д. Адоньева 8 апреля 1944 г. Примерно в 500 м на восток, по адресу 377 Rue Jules Ferry, Hénin-Liétard проживали супруги Гастон и Эмилия Офр, которые укрывали у себя Василия Порика.